Он остановился и вышел из реальности вечно вращающегося колеса задач и их выполнения. Ощущение дискомфорта нагнетающейся неусидчивости внутри собственных стен своего тела не давало больше возможности ставить задачи и выполнять их.
"Развеять скуку томительных минут ожидания? - нет проблем! Пожалуйста, вот вам развлекательные паблики вк, пикабу, сайты и много контента".
Утро начинается с того, чтобы не успеть настроению упасть от осознания всей ущербности бытия в вечно вращающемся колесе побольше. Начинается оно с раннего подъёма, борьбой с завтраком, который из-за работы не может быть поздним, а ведь должен был быть, с самой работы изо дня в день, скрывающей нечто большее, новое, внешнее колесо, колесо производства и потребления. Производства и потребления.
И если ты не срёшь в золотых унитазах, то не беда, - "мы готовы предоставить вам унитаз попроще, - всего за девяноста девять долларов, девяноста девять центов!", благо, что менеджеры по продажам унитазов никогда не вымрут - людям нужно во что-то срать. Как нужно что-то есть. Незыблемый круг жизни, казалось бы, корневое, вечно вращающееся колесо, ан-нет, всего лишь жизнь.
Изнемогая от усталости продолжать движение он отбросил телефон прочь, кинул его на край стола и медленно вытащил наушники положив их на стол, реальность никуда не исчезла, она всё это время была здесь. Вот сейчас, будто бы в новом круге, он сидел и смотрел в расфокусированную для глаз точку в стороне стены напротив. За окном шумели машины и суетились сожители в кухне, ворча и жалуясь на свою жизнь, ничего лишнего, новое колесо которое незаметно, пока ты внутри.
Он налил себе чаю с чабрецом и упёрся в лодочку ладоней своим подбородком, поставив локти на колени, чтобы лицом не лечь на стол. Потягивая носом благовония чайного аромата, он осознал ущербность модели каскадного ожидания ожиданий. Эта бесконечная череда задач и их воплощений отнимающая время жизни. Что всё это стоит? what worth it be face to face in front of greatest existentiality of life? It just nothing at all, sit on the same place, like in prison cell, in the dungeon, without a chance on freedom. Like a human, who put the self into this circumstances, with no way back...
Тени сгущались, шум отдельных машин сливался в одну сплошную полосу звука, теперь уже еле слышную из-за избирательности внимания. Организм так устроен, что внимание обращается в первую очередь на те вещи, которые происходят впервые. На вещи же происходящие постоянно, и с чем большей постоянностью происходящие, тем с меньшей вероятностью наше внимание сможет быть обращённым на них.
Он сидел и слушал бесконечные шумы мира вокруг, однообразного до умопомрачения. Мир в котором он находился он давно уже изучил, и теперь, обращать внимание на него стало менее интересно, чем что угодно другое. Вот, например, собственные мысли теперь значительно интересней любого происходящего вокруг. Почти лишь любого.
Он ждал, ждал появления снова её в своём мире, чтобы ещё раз окунуться в мир её, бесконечный, как сама вселенная и такой манящий, как само естество противоположного электрического заряда, что так притягивает, без единой возможности дать шанс проявить себя мысли, хоть на мгновение его оттолкнуть. Всё меркло вокруг лишь по сравнению с миром её одной, и задачи, поставленные во главу угла, уже не казались такими важными, казалось, что это лишь не больше детской игры, такой захватывающей, но одновременно с этим, ничтожной.
И лишь защита от разрыва гештальта останавливала его всё бросить и выйти в окно. Защита, делающая всё в этом мире ожиданием, делая ожиданием жизнь. Спасение от метания между сотнями событий и действий. Он видел, что делает увеличивающаяся частота переключения внимания между объектами, с людьми, не успевающими пост-фактум проникнуть в самое суть вещей, существование которых служит для того чтобы быть постигнутыми.
Словно неловкое поверхностное перелистывание страниц книг, одной за другой, и даже перелистывание лишь части страниц, меняя книги так, что грешно не сказать: - «Ах, как же жалко, что человек имеет так мало рук». И только сердца стук, глухо отдавался на фоне звона в ушах, когда его строительные наушники замыкали его от информации внешнего мира, постоянно вещающих людей, считающих, что их информация важнее мыслей самих людей, что люди должны обязательно слышать то, что тот или иной хочет сказать.
Им невдомёк, как ему хочется порой, металлической серости утро, разбавить смачными брызгами крови мозгов, получивших немного кинетической энергии дроби, посланной с ближайшего дробовика, за фоном играющей музыки приглушённых четвертных квинт соль-мажор, обработанных эффектом гитарного овердрайва.
Чистой воды грайндхаус, но с нотками, особенного, Московского неповторимого шарма усталых и обозлённых людей, загнанных, как скаковая лошадь по бескрайним просторам вселенной пригородных железных дорог, автобусных маршрутов и подземелий метро. Шестым чувством понимающих, что жизнь нужна совсем не для этого.
Что вполне достаточно скучать на берегу океана, потягивая что-нибудь из бокала, потом вернуться на веранду, и больше никогда не возвращаться в эту мясорубку, пусть и проездом, но лучше объехать, как ехать через центр вместо пересадки по кольцу, и лишь понимание необходимости купить унитаз, чтобы срать в него всю жизнь, заставляет не копить на него дольше, чем это можно сделать.
Эта бойня за жизнь, которая может даже не случиться.